«Расул — творец великого мифа XX века»

Расул Гамзатов писал: «Мой друг Наум Гребнев превосходно перевёл „Журавлей“ на русский язык. Он был не просто переводчиком, а почти соавтором. „Журавли” оказались ему ближе всех других стихов, ибо он сам — израненный воин, потерявший на войне своих близких и друзей. Стихотворение стало для него собственной болью. Он говорил: „Этот стих обо мне и моих друзьях“. Теперь я горюю и о нём — и он нашёл место в журавлиной стае».

Наум Гребнев (1921—1988) — неутомимый переводчик классической и современной поэзии Востока, фольклора Кавказа и Средней Азии. В его переводах или с его участием вышло более 160 книг. Наум Гребнев в большой степени известен переводами стихотворений Расула Гамзатова и в частности великого текста «Журавли».

Редакция «НЭБ Свет» поговорила с сыном переводчика Михаилом Гребневым — литератором, писателем и переводчиком детских книг — об отце и его работе с Гамзатовым.

О Литинституте

Наум Исаевич и Расул Гамзатович были дружны, вместе учились в Литературном институте. А как именно у вашего отца возникла мысль переводить произведения Гамзатова? Почему именно этот писатель?

Отец начал писать стихи на фронте. После тяжёлого ранения 12 января 1944 года отец поехал в эвакуацию в Ташкент, где находилась мать, работавшая переводчицей в Союзе писателей. Ещё раньше она показывала стихи отца Анне Ахматовой, которая тоже была в Ташкенте. Ахматова написала отцу на фронт. И вот теперь, оказавшись в Ташкенте, отец познакомился с ней. Они подружились. И Ахматова нацелила отца на переводы.

В Литинституте отец встретил Расула Гамзатова, молодого дагестанского поэта. Он был симпатичным, остроумным, и они стали друзьями с отцом. Начиная с института, отец переводил стихи разных поэтов, в 1947 году вышла книга «Молодой Дагестан. Сборник стихов молодых поэтов», в переводе Гребнева и Якова Козловского. В 1948 году вышла книга стихов Гамзатова «Земля моя», включившая переводы отца. Также отец переводил восточный фольклор, например, из первых изданий: «Дагестанская народная лирика», вышедшая в 1954 году. Вообще, в дальнейшем отец перевел десятки книг фольклора разных народов, не только СССР, но и других стран. В 1955 году вышла сказка Курбандурды Курбансахатова «Глупый шах» в переводе с туркменского Наума Гребнева. В дальнейшем эта детская книжка много раз переиздавалась, общим тиражом до миллиона. Но Расула отец переводил очень много, переводил и ряд стихов отца Расула, Гамзата Цадасы. У них был гостеприимный дом, и отец не раз ездил в гости в Дагестан.

Вечер встречи студентов института имени А. М. Горького с поэтами и писателями, окончившими институт в 1937-1947 годах в Центральном Доме литераторов. На снимке: выступает студент института Н. Гребнев. Фото А. Батанова, 26/XI-1947 (фотохроника ТАСС)

Литинститут был очень важной ступенью для творчества отца и Расула. Там были прекрасные преподаватели, и они очень много дали молодым литераторам. Отец писал: «мы обчитывали друг друга стихами». Сохранилась фотография, на ней Елена Николаевская, Павел Антокольский, Григорий Поженян, Игорь Кобзев, Владлен Бахнов, Виктор Гончаров, Расул Гамзатов, Евгений Винокуров, Владимир Солоухин. Это все поэты и писатели, чьи имена так или иначе остались в литературе в дальнейшем. Чудесные воспоминания о Литинституте и о тех годах, в том числе о Расуле оставил Бенедикт Сарнов в книге «Скуки не было. Первая книга воспоминаний». Расул также подружился с сатириком Владленом Бахновым, в дальнейшем автором многих рассказов и повестей, а также сценариев к известным фильмам Леонида Гайдая, которого в шутливом поздравлении с юбилеем на 16-й полосе «Литературной газеты» назвали «лицом без определенной профессии». Владлен Бахнов стал близким другом отца. Он, в частности, также перевел одно-два стихотворения Расула.

Бенедикт Сарнов пишет:

«наш институтский гимн сочинил Владик Бахнов:

Есть в городе бульвар небезызвестный,
А на бульваре памятников два.
Быть по соседству с ними очень лестно.
Но наш Лицей имеет все права!

Пусть Тимирязев повернулся задом
И Пушкин прикрывает шляпой зад, —
Сыны Лицея будут только рады.
Что классики за ними не следят.

Знакомые дорожки и тропинки
И коридоров тесненький уют.
Здесь гении в изодранных ботинках
Высокое искусство создают.

В 1983 году вышла книга «Воспоминания о Литинституте». Если кому интересно, посмотрите. Всё-таки там была своя творческая атмосфера. Очень много известных писателей вышли из этого института.

Литературный институт, 1948 год. В первом ряду:
Б.Оленин, Елена Николаевская, Б.Димитрова, Павел Антокольский, Григорий Поженян, Игорь Кобзев.
Во втором ряду:
Владлен Бахнов, Р.Плятт, Наум Гребнев, В.Скворцова, Виктор Гончаров, Василий Сидорин, Расул Гамзатов
В третьем ряду:
Максим Калиновский, Евгений Винокуров, Владимир Солоухин, А.Храбровицкий.

«Журавли»

Рассказывал ли вам отец о переводе «Журавлей»? Как проходила работа над текстом?

Отец ничего не рассказывал о переводе «Журавлей». Тем не менее, в книжные издания обыкновенно включалось первоначальное стихотворение «Журавли», где «с криком журавлиным от века речь аварская сходна», — в нескольких вариантах, то же стихотворение во «Второй жизни». А в песне «Журавли» этих вкраплений, указывающих на Дагестан, нет. Когда стихи кладутся в основу песни, они могут изменяться. Отец переводил десятки книг народных песен, фольклора, поэтому стихи в его переводе достаточно напевны и словно просятся в песню. Позднее отец несколько раз вносил изменения, поправки в это стихотворение.

Марк Бернес был знаком с отцом по дачной компании в поселке Быково, поэтому набрал телефон из своей записной книжки. Я могу предполагать, что отец недолго сопротивлялся просьбе Бернеса сделать песню для более широкой аудитории. Конечно, думаю, отцу было жаль такой красивой строчки, где «с криком журавлиным от века речь аварская сходна». Позвонили Расулу, как он отнесется, и Марк поговорил с Расулом. И отец, и Расул хотели пойти навстречу этому чудесному исполнителю. Возможно, Бернес тревожился, что отец и Расул не захотят лишать стихотворение дагестанского колорита для песни, которую он задумал, и даже с кем-то поделился своими опасениями до звонка отцу. Но отец был очень стремительный и быстрый человек, по маминому выражению, «с мотором» — и очень покладистый: согласившись, он быстро сделал песенный вариант. Ну, быстро, это значит через два часа или на другой день: он вообще работал много и много успевал. В конце концов, стихотворение оставалось нетронутым — Бернес лишь просил сделать вариант для песни. Никакого конфликта между отцом и Бернесом не было, как потом живописали завистники в своих литературных воспоминаниях и как «драматично» изображали кинорежиссёры в ряде документальных фильмов. Когда песня была готова, Марк Бернес позвонил и напел в телефон, а папа записал на магнитофон, пришёл на кухню, где мы сидели с мамой и бабушкой и, стоя в дверях и приподняв портативный магнитофон, запустил плёнку. Тогда я впервые услышал песню. Папа был очень доволен. И когда летом 1969 года вышла первая маленькая гибкая пластинка на 33 оборота, он понес её послушать 21-летнему Леониду Бахнову, сыну его друга — услышать мнение молодежи. Леонид, ценитель музыки, сказал, что песня его «ошарашила».

Вообще, у Расула «Журавли» — не случайное и не единственное стихотворение о смерти. В переводе отца — целый ряд стихов, так или иначе связанных со смертью, со скорбью.

Несколько раз обращались за интервью с телевидения, когда делали документальные фильмы про Гамзатова и про песню «Журавли». Ну, вы знаете, Гамзатов и сами стихи интересовали их меньше всего, им всем хотелось поговорить про Бернеса. Кто кому позвонил. Но песня началась не с Бернеса. И не с телефонного звонка. Началась она тогда, когда телефонов ещё не было, и никто никому не звонил. Миф о превращении героев в птиц очень старинный, ему больше двух тысяч лет. В стихотворении Расула этот древний мифопоэтический образ превращения героя в птицу подвергается авторской переработке или наложению, и появляется новый авторский миф. Авторское поэтическое мышление преломляет мифопоэтический образ оборотничества, вносит в него героизм, жертвенность. И появляется новый – авторский и на удивление мощный миф ХХ века. Нет, твой любимый, твой брат не погиб, — вселяет в нас надежду Расул, — он жив, он обрёл крылья, он продолжает жить как птица. Посмотри, вот они летят: среди них твой родной человек. Расул — творец великого мифа XX века.

Наум Гребнев около мемориала «Журавли», посвящённого участникам ВОВ 1941-1945 годов, на въезде в город Чирчик (Узбекистан)

Какие стихи Гамзатова ваш отец ценил больше других? Возможно, любил цитировать их?

Да, бывало, отец произносил:

Об этом стихотворении написал Корней Чуковский:

«Сегодня ко мне привязались стихи. Что бы я ни делал, куда бы ни шел, я повторяю их опять и опять:

Дорогая моя, мне в дорогу пора,
Я с собою добра не беру.
Оставляю весенние эти ветра,
Щебетание птиц поутру.

Конечно, самая тема стихов по очень понятной причине не может не найти отголоска в каждой стариковской душе. Но думаю, они никогда не преследовали бы меня так неотступно, если бы в них не было музыки. Прочтите их вслух, и вы живо почувствуете, как приманчивы эти певучие строки, которые наперекор своей горестной теме звучат так победно и мужественно. Прочтите их вслух, и вам станет понятно, почему и в комнате, и в саду, и на улице я сегодня повторяю их опять и опять:

Дорогая моя, мне в дорогу пора,
Я с собою добра не беру…

Этот щедрый, широкий анапест, органически слитый с торжественной темой стихов – ра-ро-ра-ру, которыми так искусно озвучен весь стих, сами собою побуждают к напеву. И мудрено ли, что этот напев не покидает меня сегодня весь день:

Дорогая моя, мне в дорогу пора…

Чьи это стихи? Никак не вспомню. Старого поэта или нового? Не может быть, чтобы это был перевод: такое в них свободное дыхание, так они естественны в каждой своей интонации, так крепко связаны с русской традиционной мелодикой.

В них нет ничего „переводческого“, ни малейшей натуги, никакого насилия над синтаксисом.

Поэтому я был так удивлен, когда кто-то из домашних, услышав, какие слова я бормочу целый день, сообщил мне, что это стихи знаменитого дагестанца Расула Гамзатова „Высокие звезды“, переведенные поэтом Н. Гребневым с аварского на русский язык».

«Берегите друзей»

Я бы хотел вспомнить стихотворение «Берегите друзей». Здесь — тема дружбы, очень важная в окружении отца и нашей семьи. Друзья помогали пройти через беды. Стихотворение прозвучало в устах Якова Смоленского, наверное, лучшего чтеца поэзии. Устраивались поэтические вечера, например, в Центральном доме литераторов, где Смоленский читал классику, Пушкина, отрывки из «Евгения Онегина», и современных поэтов, Расула Гамзатова. Я помню, как он чудесно читал «Берегите друзей». Бывало, на вечерах поэзии и отец читал это стихотворение. То есть, к этому стихотворению было особое внимание. И оно ведь не существовало отдельно от жизни, в нём и Расул, и отец обращались к собственным друзьям, мол, не обижайтесь друг на друга, умейте прощать. Однажды отец сказал мне: «Если бы я обижался на своих друзей, у меня бы их не было». В 1972 году вышел сборник стихов Расула Гамзатова «Берегите друзей», в переводе отца и других переводчиков, с этим стихотворением на 48-й странице. Несколько композиторов написали музыку, выходили пластинки с записью чтецов и одноимённой песней.

В песне «Берегите друзей» композитор Алексей Экимян (при участии Георгия Мовсесяна) не потерял ни одной строки из оригинального стихотворения, уж так оно хорошо у него легло на музыку всё целиком. И у песни было много исполнителей. «Не стесняйтесь доброты своей» — такие слова могли бы прозвучать и в проповеди. И ещё четыре композитора положили на музыку стихи «Берегите друзей»: Павел Аедоницкий (1922-2003), Юрий Гуляев (1930-1986), Владимир Камоликов и Михаил Бирман. Юрий Гуляев и сыграл и спел на сцене.

Наум Гребнев в ИМЛИ РАН 30 мая 1967 года

В 1985 году в издательстве «Советский писатель» у отца вышел сборник «Вторая жизнь. Книга переводов», в которую он включил лучшие переводы разных поэтов. Среди стихов Расула: «Берегите друзей», «Журавли» и целый ряд стихов из книги «Восьмистишия». В этой книге рукою отца отмечено несколько восьмистиший. Вот некоторые:

Доводилось ли вам встречаться с Расулом Гамзатовым? Каким вы запомнили его?

Имя Расула звучало у нас дома с самого детства… В Новый год все вокруг пели «В лесу родилась ёлочка». А мне в слове «родилась» слышалось «Расула», и я пел на свой лад: «ёлочка Расула».

Каким он мне запомнился… Очень деятельным, доброжелательным, остроумным и обаятельным. Обаяние у него было особенное, чуточку магическое, словно рядом с ним присутствовал ещё кто-то.

Да, Расул всё время незримо присутствовал, потому что папа то и дело разговаривал с ним по телефону, хотя видел я его не так уж часто. А мама дружила с его женой Патимат. Патимат называла маму «крошка», при этом проглатывая «о» и складывая губы трубочкой. Ну, и получалось уютное словечко «крушка».

Буквально через несколько дней после смерти отца Расул организовал и возглавил Комиссию по литературному наследию Наума Гребнева как председатель. Он старался поддержать нас с мамой.

О войне

В 1991 году были опубликованы «Харьковскoe окружение» и «Под Сталинградом». Ваш отец рассказывал вам о войне, что вы запомнили из его воспоминаний?

Отец оставил очень мало статей и воспоминаний. Уже в самом конце жизни он начал наговаривать на пленку воспоминания о встречах с Ахматовой и о войне. «Мой последний день войны» написан в 1985 году, «Слово переводчика» — в 1980—1987 годах. Остальные материалы — «Харьковское окружение» и «Под Сталинградом» — были записаны на магнитофонную ленту в 1986—1987 годах. А я уже позднее приводил их в порядок для публикации в журнале «Вопросы литературы», № 4 за 1999 год. Вообще он очень редко или почти никогда не рассказывал о том времени. На войне он начал писать стихи, которых в дальнейшем стеснялся. Однако благодаря этим стихам Ахматова угадала в нем талант и согласилась встретиться с ним в Ташкенте, в эвакуации, где отец оказался после тяжелого ранения. Они подружились. После войны отец поступил в Литературный институт и посвятил свои занятия поэтическому переводу. А ранение напоминало о себе всю жизнь. На самом деле война была незаживающей раной, и в конце концов он принялся писать книгу воспоминаний.

О переводах

Отец писал в своей статье «Слово переводчика»:

«Мне довольно часто задают вопрос: неужели тебе не обидно, что имя твое безвестно, между тем как люди знают имена авторов стихов, где столько твоих сил и души? Неужели не обидно, что почти никто не обращает внимания на имя переводчика, которое напечатано в лучшем случае на титульном листе, а чаще в конце книги или мелким шрифтом под газетной публикацией? Меня спрашивают: неужели тебе не обидно, что все, например, знают автора песни «Журавли» и мало кто знает имя переводчика, хотя музыка написана на русский текст? Нет, мне не обидно. Безвестность переводчика — это одно из свойств и условий того дела, которое я избрал, приняв эти условия. Людям честолюбивым не стоит заниматься переводом. Если, прочтя какое-нибудь из стихотворений, переведённых мною, мне говорят: «Какой хороший перевод!» — я не воспринимаю это как похвалу. Мне гораздо лестнее, когда стихотворение нравится настолько, что читающему нет дела до того, на каком языке оно было написано, кем и как переведено, и он просто говорит: «Какое хорошее стихотворение!»

Михаил Наумович, вы пошли по стопам отца и занимаетесь переводами художественных текстов. Дайте свой совет переводчикам, которые только начинают профессиональный путь.

В свое время я получил от одной отличной переводчицы такую важную рекомендацию: полностью сохранять предложение, не рубить на малые. От другого прекрасного автора: измерять текст дыханием, читать вслух, находить невидимые паузы, цезуры. Но второй автор в отношении перевода детской литературы говорил наоборот: делайте что угодно. Ну, каждый переводчик сам себе голова.

На ваш взгляд, переводчик художественных текстов — это соавтор писателя, который добавляет оригиналу новые черты или же он должен следовать оригинальному тексту, не добавляя ни одной буквы от себя?

Художественное произведение очень тесно привязано к родному языку. Переводчик пересаживает его на новую почву. Иногда переводчик создает новые ассоциации, заменяя оригинальные. В любом случае, получается новое произведение, но не самостоятельное, а тесно связанное с оригиналом. Может быть, переводчик иногда и рискнет назвать себя соавтором, но понравится ли это автору? Чем лучше написано произведение, тем меньше следует переводчику отступать от оригинала. Но в поэзии существует и вольный перевод, и если по мотивам оригинала поэт-переводчик создал прекрасное стихотворение, то за такой вольный перевод надо сказать ему «спасибо».

В поэзии в переводе с языков, где нет рифмы, переводчик создаёт гармонию традиционными средствами родного языка. Вот так — с переводами с аварского, где рифмы нет.

Отец рассказывал, что раньше при издании стихов Расула Гамзатова писали «авторизованный перевод с аварского». Авторизованный — означает, что автор прочитал и одобрил. Но люди понимали это слово как «вольный перевод». Поэтому писать «авторизованный» перестали.

Титульная страница «Сонетов» Расула Гамзатова, изданных в 1973 году. Иллюстрации Ноэми Гребневой

Как вы думаете, теряет ли что-то важное оригинальный текст при переводе?

Мне очень нравится проза Кнута Гамсуна. У одних переводчиков получилась поэтичная проза, у других нет. Это очень чувствуется. А один полиглот даже говорил мне, что Гамсуна надо читать в английских переводах, они, мол, лучше передают красоту его изложения.

В трилогии Толкина «Властелин колец» очень много названий, словечек, создающих на английское ухо дух старины, ассоциирующихся с какими-то географическими точками в Великобритании, что усиливает реальность сказочного изложения. Почти всё это невозможно передать при переводе.

Как вы думаете, есть ли в истории русской прозы книга, которую невозможно перевести без потери смысла и ритма текста?

Переводчикам выпадает всякое. Вообще, любое произведение трудно для перевода. И те или иные потери неизбежны. Но есть и другое. Бывает, что на родном языке произведение устаревает, потому что язык меняется, и понимание затрудняется, зато в переводе на другой язык старинное произведение оживает. И тогда получается так, что «литература живёт в переводах», как говорил отец.

С Михаилом Гребневым беседовала Анастасия Чайковская